Alizbar. Арфа — моя жена.
Целительная музыка.
Музыка, — невероятно, но это послание небес на землю, чтобы мы хоть чуточку прикоснулись к райским ароматам, божественному звуку, и радужному свету внутри себя. А звуки арфы нежнейшие на свете так и трогают струнки души, вызывая прекрасные образы. Откуда они? Оттуда, где мы бываем лишь во сне…
Но не только мы уносимся в мечты от восхитительных звуков. Оказывается, инструменты тоже поддаются своей музыке и становятся живыми…
Ализбар – музыкант, арфист.
Вот, что он говорит об арфе:
«Я влюблен в это чудо.
Это какое-то странное существо, и, кажется, оно не имеет рода. Его всегда хочется видеть, и осязать, и слушать, и слышать. Его звуки пахнут, причем каждый на свой лад.
В трех-четырех звуках можно отобразить и запах цветов, и пар, поднимающийся над весенним озером, и запах утра, и даже может быть всех утр мира.
Солнце село, мрак сгустился, день сегодня так короток: можно зажечь свечу, и блики вперемешку с тенями заиграют на этом странно изогнутом корпусе. А если в темноте взглянуть через струны на свечу и тронуть струны, то, завибрировав, они начнут настоящий танец, состоящий из геометрических фигур.
Но нужно сфокусировать зрение на струнах, и тогда видно, как одна ромбиком колеблется, другая спиралью извивается, третья кружками ходит. Красиво.
У меня удивительная арфа с безумно красивым голосом, но, странное дело, каждый звук напоминает о боли, то ли моей, то ли всеобщей. В каждом очень древняя история, а в бесчисленных сочетаниях звуков – длинные саги. Играешь и будто сказки сказываешь. Звуки уходят навсегда, тая, как снежинки в теплом воздухе, как бы говорят «прощай», но долго ещё эхо несет отзвук этого прощания.
Странная арфа. В какой-то степени арфа – моя жена. Может я сошел с ума? Ещё ни к одному инструменту я так не относился и не испытывал подобных влечений. Когда-то что-то похожее было с виолончелью, но – нет, не то, не так. Наверное, это как написать икону, или понюхать шейку новорожденного. Не знаю, трудно…
О Боже, как сладко, но без притори звучит этот аккорд… И, странное дело, мне трудно играть чужие произведения. Такое впечатление, что арфа перебирает еду как капризный ребенок, предпочитая питаться только моими эманациями. Но когда играешь свои импровизации, то арфа и я становимся как бы одним целым, возникает симбиоз человеко — арфа, и становится она продолжением рук, мыслей.
Мы срастаемся, как двое влюбленных, в то же время этот процесс как-то странен, и как будто даже развратен.
В общем, пробую я на вкус мою музу — лиру и понять не могу.»
